Танец отражений. Память - Страница 128

128

«Ах, Риоваль, как же ты здорово просчитался!»

Будь Риоваль хоть наполовину таким хорошим психологом, каким себя считает, он должен был бы прихватить пару-тройку друзей Майлза и пытать их у него на глазах. Дурак. И вообще, черт с ним, с Риовалем. Скоро придут дендарийцы и вызволят его.

Скоро. Очень скоро. Вот-вот.

Сейчас.

Все было хорошо, пока не пришли тюремщики.

* * *

Когда Марка привели обратно в его крошечную камеру, он очень долго вообще не мог думать.

Наконец туман рассеялся, и боль ослабла, уступив место черной ярости. Его привязали, засунули в горло трубку и накачали до отказа омерзительной высококалорийной жижей, смешанной с противорвотным да еще с целым коктейлем медикаментов, ускоряющих отложение жиров. А он-то воображал, что обжорство — его личное достижение. Риоваль следил за его реакцией с глумливой улыбкой. Риоваль знал!

Барон лишил его тайный протест скрытого удовлетворения. Поймал его, задел за живое. Очень сильно.

Разница между пыткой и истинным унижением — в соучастии жертвы. Гален прекрасно это понимал, Гален всегда заставлял его все делать самостоятельно. Или считать, что он все делает самостоятельно.

Вскоре Риоваль показал, что и это он знает. Марку ввели сильнейшее возбуждающее и передали его охранникам. Он стал соучастником собственного падения. А расставленные повсюду камеры запечатлели великолепные сцены.

Его вновь отвели в камеру. Переваривать новые впечатления. Интересно. Препарат закоротил электрошоковый рефлекс, сведя его до странной икоты. Риоваль наблюдал.

Нет. Риоваль изучал.

Этот взгляд преследовал Марка. Риоваль отслеживал… рефлексы? Едва заметные признаки интереса, страха, отчаяния?

Да, это не пытки. Это только предварительные испытания. Пытки — впереди.

И тут он понял, что его ждет. Сначала Риоваль создаст у него зависимость, повторяя все снова и снова. Потом добавит боль. А потом предоставит ему продолжать все самостоятельно. Вот он и продолжит. И тогда Риоваль предложит ему свободу. А он будет умолять, чтобы его не прогоняли, оставили рабом. Уничтожение через соблазн. Эндшпиль. Полное отмщение.

«Ты видишь меня, Риоваль, но и я тебя вижу. Я тебя вижу».

Насильственные кормления устраивали каждые три часа. Это был единственный хронометр — иначе он решил бы, что время остановилось.

Он всегда считал, что кожу живьем сдирают острыми ножами. Или тупыми. Люди Риоваля спрыснули тщательно выбранные участки тела аэрозолем. На исполнителях были перчатки, маски, защитные костюмы. Марк безуспешно попытался сорвать с одного маску, чтобы тот попробовал того же лекарства. Он проклинал свой малый рост и смотрел, как его кожа пузырится и стекает на пол. Это была не щелочь, а какой-то особый фермент: нервы словно обнажились. Теперь ему было мучительно больно прикоснуться к чему-нибудь, не говоря уже о том, чтобы сесть или лечь. Несколько долгих часов он стоял, переминаясь с ноги на ногу. А потом ноги подкосились.

Куда же подевались дендарийцы и СБ? Сколько времени прошло? День?

«Так. Один день я пережил. Переживу и еще один». Хуже уже не будет.

Он сидел, раскачиваясь, почти ослепнув от боли. И ярости. Особенно от ярости.

«Я хотел быть лордом Марком. Просто хотел быть лордом Марком». Что в этом плохого? Он уже почти добился этого, почти ухватил пальцами. А у него все отняли. «Я просто хотел быть человеком».

Глава 24

Он в сотый раз обошел комнату, простукивая стены.

— Если б только выяснить, которая из них наружная, мы могли бы попробовать ее проломить.

— Чем? Ногтями? — огрызнулась Вербена. — А если мы на третьем этаже? Сядь, пожалуйста! Ты меня довел!

— Нам надо выбраться!

— Нам надо ждать. Лилли нас хватится, и что-нибудь предпримет.

— Как? Каким образом?

Он яростно оглядел маленькую спальню. Никакая это не тюремная камера. Просто комната для гостей с отдельной ванной. Окон нет, значит, скорее всего они или под землей, или во внутренней части здания. Если под землей, то проламываться наружу бессмысленно, но если там соседняя комната… Это дало бы массу возможностей.

Одна дверь, за ней два охранника, вооруженные парализаторами. Прошлой ночью они попробовали заманить охранников: один раз изобразив болезнь, а второй — когда его отчаянное волнение вылилось в настоящие конвульсии. Охранники передали Вербене ее врачебный чемоданчик, но в ответ на его требования действовать она пригрозила ввести успокоительное.

— Выжить, освободиться, навредить врагу, — повторял он, как заклинание. — Вот долг солдата.

— Я не солдат, — отозвалась Вербена, протирая глаза, под которыми легли темные тени. — И Васа Луиджи меня убивать не собирается. А если бы он собирался убить тебя, то сделал бы это вчера вечером. Он не играет людьми, как Риоваль. — Вербена прикусила губу, видимо, пожалев о последней фразе. — Или, может, он оставит нас тут вдвоем, пока я сама тебя не убью.

Она повернулась спиной и закрыла голову подушкой.

— Ты должна была разбить флайер, когда я тебе приказал!

Из-под подушки вырвался то ли стон, то ли проклятие. Наверное, он слишком часто повторяет этот упрек.

Дверь, щелкнув, открылась, и он дернулся как ошпаренный.

Охранник вежливо вскинул руку:

— Барон Бхарапутра приветствует вас. Будьте любезны присоединиться к нему и баронессе за обедом. Мы проводим вас, как только вы будете готовы.

В столовой были большие деревянные двери, выходившие в обнесенный стенами морозный сад — и по дюжему охраннику у каждого выхода. В сгущающихся сумерках поблескивали покрытые инеем ветви, значит, они провели здесь уже сутки по времени Архипелага Джексона. Двадцать шесть часов плюс сколько-то там минут. При их появлении Васа Луиджи встал, а охранники удалились за дверь, создавая иллюзию интимности.

128