— Что? — спросил Майлз. — Попроще, пожалуйста.
Уэдделл болезненно улыбнулся, несомненно, роясь в мозгу в поисках односложного слова. Майлз пожалел о последних выпитых бутылках пива.
— Маленький жучок, который поедает всякую всячину, — предложил Уэдделл вариант перевода.
— Не настолько упрощенно, — сухо бросил Майлз. Сидящие за столом барраярцы, зная, какой властью обладает Имперской Аудитор, заерзали, услышав его тон. Иммигрант Уэдделл не отреагировал никак. «Никогда не спорь с педантом о терминологии. Только зря потратишь время и надоешь педанту». Майлз решил не обращать внимания. — Прокариот. Ладно. Реконструированный?
— Я дойду до этого через минуту, милорд Аудитор. Это с натяжкой можно квалифицировать как форму жизни, поскольку он меньше и проще бактерии, но тем не менее осуществляет две жизненные функции. Фигурально выражаясь, он ест. Конкретно, производит энзим, который уничтожает протеиновую матрицу, имеющуюся в эйдетическом чипе и еще в нескольких подобных ему нейроприспособлениях, распространенных по всей галактике. Он разрушает только это и ничто другое. Затем, поглотив полученный в результате продукт, начинает репродуцироваться простым делением. Популяция прокариотов, попав на пастбище, то есть в данном случае на протеиновый чип, где можно кормиться, начнет увеличиваться в геометрической прогрессии. До заранее заданного количества. Прокариот запрограммирован на самоуничтожение после определенного количества циклов деления. К тому моменту, когда чип оказался у нас в руках, почти все они это и проделали, предоставив мне неплохую головоломку. Еще неделя — и анализировать было бы нечего.
Гарош вздрогнул.
— Итак, его создали специально для Иллиана? — спросил Майлз. — Или это промышленное производство?
— На ваш первый вопрос я ответить не могу. Но по его молекулярной структуре могу определить многое. Во-первых, кто бы его ни создал, он не начинал с нуля. Это модификация уже существующего запатентованного организма, предназначенного для разрушения нейронных тромбов. На некоторых молекулярных фрагментах еще можно различить галактический код патента. Модифицированные прокариоты, однако, никаких фирменных знаков не имеют. Как и патентного кода и лицензии. Изначальный патент получен десять лет назад, что, кстати, дает вам точку отсчета в имеющейся у вас временной проблеме.
— Это был мой следующий вопрос, — кивнул Майлз. — Надеюсь, мы сможем сузить временные рамки.
— Конечно. Но вы видите, как много следует уже из наличия и отсутствия кодов. Оригинальный прокариот был похищен для иных целей, и люди, его модифицировавшие, явно не собирались пускать его в промышленное производство. Так что налицо все признаки разовой работы для разового заказчика.
— Не джексонианская ли это работа, часом? — спросил Майлз. «Уж ты-то должен знать».
— Некоторые детали указывают именно на это. К сожалению, я лично с таким не сталкивался.
Значит, это не произведение лабораторий Бхарапутры, бывшего работодателя Уэдделла-Канабе. Да, это было бы слишком большой удачей. Но существует еще добрая дюжина Домов на Архипелаге Джексона, где могли выполнить подобную небольшую работенку. За определенную мзду.
— Сколько стоит его производство? Точнее, заказ на производство?
— М-м-м… — Уэдделл задумчиво уставился в пространство. — Сама работа обойдется примерно в пятьдесят тысяч бетанских долларов. А какова наценка? Кто знает? Одна только просьба о секретности со стороны покупателя поднимет цену процентов на пять. И вообще все зависит от конъюнктуры.
Значит, работа не какого-то одного придурка. Разве что это был фантастически богатый одинокий придурок. Возможно, какая-то организация. На ум пришли комаррские террористы — они, увы, всегда вспоминались в первую очередь.
— Это не может быть работой цетагандийцев? — поинтересовался Гарош.
— О нет, едва ли, — ответил Уэдделл. — Совсем не их стиль. По большому счету, цетагандийская работа всегда отличается качеством, оригинальностью и, если так можно выразиться, элегантностью. А это слеплено кое-как. Весьма эффективно, смею заметить, но кое-как. На молекулярном уровне.
Иллиан скривил губы, но промолчал.
— Программа на самоуничтожение, — продолжил Уэдделл, — могла быть ляпом, просто перенесена с оригинала. Или… создана специально, чтобы уничтожить улики.
— А вы не можете уточнить?
— В ней есть небольшие усовершенствования по сравнению с оригинальным медицинским прокариотом… Но в любом случае она специально оставлена на месте. Я могу предложить вам только факты, милорд. Я не могу вам рассказать о намерениях неизвестного человека.
«Верно, это уже мое дело».
— Так… И когда его ввели Иллиану? И каким образом?
— «Ввели» — не совсем верный термин, хотя при данных обстоятельствах и допустимый. Когда появились первые явные признаки срыва?
— Четыре недели назад, — сказал Гарош. — На общем совещании.
— На самом деле примерно на неделю раньше, — вмешался Майлз. — По словам моего осведомителя.
Гарош бросил на него пронзительный взгляд.
— Неужели?
Иллиан шевельнулся, будто собираясь что-то сказать, но не издал ни звука.
— Хм. Прокариот начинает размножаться не очень скоро. Многое зависит от того, какова была начальная доза.
— Ладно, но как это было сделано? — настойчиво спросил Майлз. — И кстати, как его хранят и транспортируют? Сколько он хранится? Требуются ли какие-то особые условия?