«Значит, займемся Службой безопасности».
В полдень Майлз был на ногах, одетый в мундир Форкосиганов, с цепью Аудитора на груди. Он допивал свой кофе, сидя на лавочке в холле и поджидая, пока Мартин подгонит ко входу лимузин. У дверей раздался шум — слишком сильный, чтобы его источником послужил Мартин (во всяком случае, Майлз не слышал скрежета машины, врезавшейся в столб). Подъехало несколько машин, раздались голоса и звуки шагов. Майлз поставил чашку и встал, собираясь открыть дверь, но та вдруг распахнулась сама. «А, ну конечно!» Графиня Форкосиган со своей свитой миновала орбиту нынче утром, когда он еще спал.
Двое оруженосцев в ливреях вошли в вестибюль и, прежде чем поприветствовать Майлза, склонились перед графиней. Она плыла сквозь толпу охранников, секретарей, горничных, слуг, водителей, носильщиков, очередных охранников, как великолепная яхта плывет по воде, а они расступались, как волны. Высокая, рыжеволосая, уверенная в себе женщина, одетая во что-то кремовое и воздушное, что еще больше усиливало впечатление, будто она плывет, а не идет. Определение «хорошо сохранившаяся» не отдавало должное ее зрелой красоте. Ведь она в свои шестьдесят с небольшим едва достигла по бетанским меркам среднего возраста. Секретарь, шагавший возле нее, был немедленно отставлен в сторону, едва графиня завидела сына.
— Майлз, дорогой!
Майлз расстался со своей чашкой и склонился к ее руке, пытаясь таким образом избежать материнских объятий. Графиня мгновенно оценила его маневр и ограничилась репликой:
— Боже, какой официальный наряд в столь ранний час.
— Я уже уходил на работу, — объяснил Майлз. — Почти.
— Ну, теперь ты, конечно, задержишься…
Взяв его за руку, она утащила его в сторону от перетаскивающих багаж слуг, чье передвижение напомнило Майлзу движение цепочки муравьев. Они нырнули в ближайшую комнату — ту, что перед большой библиотекой. Свита графини Форкосиган прекрасно справлялась со своим делом и без нее.
Стоя на расстоянии вытянутой руки, графиня внимательно оглядела сына с ног до головы.
— Как ты? — Ее улыбка не могла скрыть озабоченности.
В устах графини такой вопрос обладал потенциально опасной глубиной.
— Спасибо, хорошо.
— Правда? — спокойно спросила она.
— Правда.
— Ты действительно выглядишь… лучше, чем я ожидала. Не столь зомбиподобно, как на некоторых твоих — кхм — слишком кратких посланиях.
— Я… У меня, знаешь, было несколько паршивых дней сразу после… Но я справился.
— Мы с твоим отцом чуть было не приехали. Несколько раз собирались.
— Хорошо, что не приехали. То есть нет, я, конечно, рад тебя видеть, — торопливо добавил он.
— Гм. Я думала, все будет зависеть от того, откуда подует ветер.
— Возможно, я до сих пор прятал бы голову в задницу, — нехотя признался Майлз, — но обстоятельства изменились. Ты ведь слышала о Саймоне.
— Да, но не все. Хотя от Элис было гораздо больше проку, чем от вас с Грегором. Как он?
— Нормально. Он здесь. Спит. Сегодня ночью мы поздно легли. Думаю… будет лучше, если он все тебе сам расскажет. Что сможет. — И на всякий случай добавил: — Физически он здоров, но немножко… Ну, боюсь, он не совсем тот Саймон, к которому ты привыкла. Ты сама все довольно быстро поймешь, когда поговоришь с ним.
— Понимаю. — Графиня слегка нахмурилась. — Поговорю, как можно скорее. Примерно через час у меня встреча с Элис. Мне не терпится познакомиться с Лаисой.
— Так тебе удалось уломать ее родителей в тех вопросах, где леди Элис, по ее словам, потерпела неудачу?
— О, Элис отлично подготовила почву. Конечно, чувства родителей Лаисы несколько противоречивы, что вполне понятно. Как те самые Тоскане, они в восторге от перспективы приобрести еще большее влияние, как для себя, так и для своей компании, и, что делает им честь, для Комарры в целом.
— Тут они ошибаются. Грегор слишком заботится о необходимости выглядеть беспристрастным, чтобы открыто делать поблажки родственникам своей жены.
— Именно это я им спокойно и объяснила. С мозгами у них порядок, рада заметить. Их восторг был сильно омрачен искренним беспокойством о безопасности дочери и ее личном счастье, хотя, безусловно, я так же не знаю, как обеспечить счастье своему ребенку, как любые родители. — Она сухо улыбнулась.
Камешек в его огород? Без вопросов.
— Ну… как там отец? Как он… все это воспринял? — Передернув плечами, Майлз таким образом обозначил свой новый, цивильный, статус.
Графиня негромко откашлялась.
— Противоречивые чувства, противоречивые реакции. Он выдал мне массу логически противоположных высказываний, которые я, пожалуй, сведу к одной основной идее: он тебя поддержит. Всегда.
— Это-то я и так знаю. Я о другом хотел спросить. Он был… очень разочарован?
Графиня пожала плечами:
— Мы все прекрасно знаем, как много и тяжело ты работал, чтобы достичь того, чего достиг, и что тебе пришлось преодолеть.
«Она уходит от ответа, черт возьми».
— Его гораздо больше беспокоило, что с тобой может произойти потом, поскольку у тебя выбита почва из-под ног, — сказала она. Постучав длинным пальцем по его цепи, графиня добавила: — Весьма разумно со стороны Грегора. Мальчик с возрастом мудреет. Это меня радует.
— Подожди, пока Иллиан объяснит тебе, какой груз я должен тащить на этой проклятой цепи.
Бровь графини изогнулась, но вопросов она задавать не стала. Майлз задумался на мгновение о сдержанном подходе графини Форкосиган по контрасту с чрезвычайной материнской активностью, которую вела леди Элис против — а это именно против — Айвена. В целом он обнаружил, что спокойное уважение графини намного страшнее любого прямого вмешательства. Потому что ты быстро выясняешь, что тебе чертовски хочется быть достойным этого уважения. Графиня играла роль стороннего наблюдателя почти безукоризненно — стиль, которому Грегор, несомненно, научился у нее.