Танец отражений. Память - Страница 74

— Это… обнадеживает, — пробормотал Марк. — И как проявил себя граф Полуночник? В сравнении с обычным средним графом?

— Лорд Полуночник. Увы, никто так и не узнал. Конь скончался раньше Форталы, война затихла, и в конце концов все досталось сыну. Но это событие — одна из зоологических вершин многообразной истории Совета, почти на уровне заговора кошек-поджигателей. — Пока граф Форкосиган излагал все это, в глазах его светилось оживление. Потом его взгляд упал на Марка, и оживление погасло. — У нас было несколько столетий, чтобы накопить множество прецедентов, от смешных до ужасных.

Граф больше не расспрашивал Марка, как прошел день, а Марк предпочел не вдаваться в подробности. Еда казалась тяжелее свинца, и он сбежал, как только позволили приличия.

Марк прокрался в библиотеку, длинную комнату самой старой части здания. Графиня поощряла его интерес к этому помещению. Кроме считывающего устройства с доступом к публичным базам данных и закрытого от посторонних шифрованного комм-пульта тут были длинные ряды переплетенных книг, напечатанных и даже переписанных вручную на бумаге в Период Изоляции. Библиотека напомнила Марку замок Форхартунг, где современное оборудование неловко ютилось в закоулках древнего здания.

Его взгляд случайно упал на большой фолиант с гравированными изображениями доспехов и оружия. Бережно сняв книгу с полки, Марк отнес ее в один из альковов по сторонам высоких застекленных дверей, выходивших в сад за домом. Альковы были шикарно обставлены. Рядом с огромным креслом стоял столик, на который можно было положить тяжелый том.

Марк с любопытством пролистывал книгу. Пятьдесят видов холодного оружия, причем у каждой разновидности клинка — свое название, да еще названия разных деталей… Потрясающая область знаний: как раз такую обычно создают, и, в свою очередь, с ее помощью создаются замкнутые группы вроде форов…

Дверь распахнулась и по мраморному полу и ковровому покрытию прозвучали шаги. Граф Форкосиган. Марк съежился в кресле подтянув ноги, чтобы его не заметили. Может, граф просто возьмет книгу и уйдет. Марку ужасно не хотелось нарываться на всякие доверительные разговоры, к которым так располагала обстановка. Хоть он и преодолел первоначальный страх перед графом, но все равно в его присутствии чувствовал себя ужасно неловко, даже когда не говорилось ни слова.

К несчастью, граф Форкосиган устроился за комм-пультом. На оконном стекле замелькали отражения разноцветных огней. Марк понял, что чем дольше он просидит, скрываясь, словно убийца, тем более неловко будет себя обнаружить.

«Ну так скажи „Привет“. Урони книгу. Высморкайся. Сделай что-нибудь!»

Он уже почти собрался с духом, когда дверь снова скрипнула и прозвучали более легкие шаги. Графиня. Марк сжался в комок.

— А! — сказал граф. Огоньки погасли: он отключил комм и повернул рабочее кресло. Прошуршала материя — Корделия села.

— Ну, Марк действительно проходит ускоренный курс Барраяра, — заметила она, лишив Марка последней возможности заявить о своем присутствии.

— Это ему и надо, — вздохнул граф. — Ему надо нагнать двадцать лет, чтобы тут функционировать.

— А ему надо тут функционировать? Я хочу сказать: так вот сразу?

— Нет. Не сразу.

— Хорошо. Мне показалось, что ты ставишь перед ним невыполнимую задачу. А как известно, невыполнимое требует немного больше времени.

Граф усмехнулся:

— По крайней мере он увидел одну из самых худших наших особенностей. Надо позаботиться, чтобы он подробно узнал о мутагенных катастрофах. Тогда он поймет, откуда идет такое насилие. Насколько глубоко впитались мука и страх, которые движут видимыми тревогами и… э-э… как это воспринимаете вы, бетанцы, дурными манерами.

— Не думаю, чтобы ему легко удалось продублировать врожденную способность Майлза играючи пробегать по минному полю.

— У него скорее склонность это поле пропахивать, — проворчал граф и после паузы добавил: — Его внешность… Майлз прилагает огромные усилия к тому, чтобы двигаться, одеваться, вести себя так, чтобы отвлекать внимание от своей внешности. Чтобы личность затмевала внешний вид. Марк… кажется, сознательно это преувеличивает.

— Что — угрюмая сутулость?

— Это, и… признаюсь, меня тревожит то, как он набирает вес. Особенно если судить по докладам Элен. Может, стоит показать его врачам? Это же наверняка вредно.

Графиня фыркнула:

— Ему только двадцать два. Непосредственной опасности для здоровья нет. Тебя не то беспокоит, милый.

— Может быть… не только.

— Ты его стесняешься. Мой озабоченный внешним барраярский друг.

— М-м…

Марк заметил, что граф не стал спорить.

— Очко в его пользу, — заметила Корделия.

— Ты не пояснишь эту фразу?

— Поступки Марка — это язык. Главным образом язык отчаяния. Их не всегда легко истолковать. Но этот-то очевиден.

— Не мне. Проанализируй, пожалуйста.

— Проблема трехсторонняя. Во-первых, чисто физический фактор. Надо понимать, ты не читал медицинские материалы так же внимательно, как я.

— Я читал сводку Службы безопасности.

— Я читала необработанные данные. Полностью. Когда джексонианские художники по телу укоротили Марка «под Майлза», они не стали генетически менять его обмен. Вместо этого они составили коктейль из гормонов и стимуляторов, который вводили ему каждый месяц, меняя по необходимости состав. Дешевле, проще, легче регулируется. Теперь возьми Айвена как образец того, к чему привел бы генотип Майлза без солтоксинового отравления. А в Марке мы имеем человека, генетически запрограммированного на вес Айвена, но физически урезанного до роста Майлза. И когда комаррские процедуры закончились, его тело снова стало пытаться осуществить генетически заложенную программу. Если ты когда-нибудь сможешь заставить себя по-настоящему посмотреть на него, то заметишь, что дело не в одном жире. У него больше масса костей и мышц, даже если сравнивать не с Майлзом, а и с ним самим, каким он был два года назад. Когда он наконец найдет новое равновесие, вид у него скорее всего будет довольно приземистый.